На платформе
Психологический этюд
читать дальше*
Странно, что никто не обратил внимания на фигуру в самой глубине занесенной снегом платформы. Она-то сама, лишь мельком выхватив из темноты этот силуэт, уже не могла отвести от него взгляда. И тем более – не могла ошибиться. Странно, что больше никто…
Или – лишь делают вид?
Притворяются, что не смотрят, а сами ждут момента, чтобы затопать, заулюлюкать в лицо?
- Ваш билет?
И тот – другой… (щелчок пальцами)…Как его звали? Еще машет руками, беззвучно шевелятся губы за замерзшим стеклом. «С Новым годом»? Тоже не видит…
А он? Стоит. Почти не отличаясь от зимней черноты за окном. Не отличаясь. Но и не сливаясь с ней.
- Ваш билет?
Электричка уже тронулась.
- Девушка! Проснитесь! ваш билет? – Огромная рыхлая кондукторша уже сегодня за праздничным столом будет рассказывать, что «зайцы» совсем обнаглели. «Ну вы представляете?»
*
Первой в снег вылетела гитара. Что-то жалобно хрустнуло в чехле. Будто ребенок вскрикнул. Я сама и не заметила падения. Вначале – полет, а потом – чьи-то руки тащат меня из сугроба. И только ощущение ожога: снег забился в рукава, но я и внимания не обратила.
- Это ты? – Я не слышу своего голоса. Мимо прогромыхивает последний вагон, а мы так и стоим – оба в сугробе, ему – по колено, а мне чуть ли не по пояс в том месте, куда упала. Но это тоже не важно.
Он страшно похудел, даже не осунулся, а истаял. Почему-то сразу вспомнились те светло-желтые легко мнущиеся в руках свечи, которые так любят ставить в церквях вдовы. Не знаю, почему именно их. И не знаю, почему я вспомнила о них, глядя на его лицо – впалые щеки, чуть углубились морщинки у глаз. Но глаза те же самые. Только вот:
- С усами еще гаже стал!
Чего я не ожидала, так это того, что следующим движением явно накладная щеточка усов полетит в тот же сугроб.
- А так? – Никогда не умела понять по голосу – шутит он или говорит серьезно. Но момент броситься на шею явно упущен. К чему? Осталось одно лишь…
Милый, ну почему не поможешь?
*
- Покажи? – Голос отстраненно-профессиональный, широкие брови слегка нахмурены. В этом, пожалуй, вся она. И плевать, что мороз, ночь. Сугроб, опять же… - Покажи!
- Не здесь. Пошли со мной. – Он попытался взять ее за запястье. Без толку. Она с неожиданной злобой ускользнула из под его руки.
- Покажи!
- Я сказал – не здесь!! – Теперь уже и он начал злиться. Но вот именно сейчас ей это безразлично. И только в широко распахнутых глазах что-то блестит. Если бывают слезы от ярости, то это они…
А ей – девчонка еще! – и впрямь дела нет до мороза, до желтых глаз следящих за ними с платформы. Во всем мире сейчас остались лишь они да еще ветер, бросающий в лицо острую снежную пыль, заставляя его щуриться и часто-часто моргать, а её – еще шире распахивать глаза, обычно – серые, а сейчас – непроницаемо-черные.
*
Я и сама не понимала: что я делаю, зачем... Первую пуговицу его пальто я уже почти оторвала, когда вспомнила о перчатках. Откуда взялись? Обе – сразу – отправились вслед за гитарой и фальшивыми усами.
Вторая пуговица.
Третья все же оторвалась.
Но и это безразлично.
Свитер он все-таки задрал сам.
Как страшно выделяется на впалом животе совсем свежий шрам.
Шить мне пришлось в диких условиях: опасная бритва вместо скальпеля, ножницы – сразу и пинцет и зажим. А для стерилизации – свеча и бутыль мутного самогона, которую я выторговала у какой-то бабки. «Иди внучка с миром отсюда». Я очень долго тогда накаливала лезвие…
И эта жутковатая шутка: «Тебе какие нитки больше нравятся? Черные или белые?» Выбрала белые. Может, зря.
*
…Почти что и не ласка – задумавшись, провести рукой по шраму. С подчеркнуто профессиональным видом, но медленнее, чем требуют правила медицинского осмотра.
…Почти и не ласка – чуть придержать за плечи, чтобы не упала в этот чертов сугроб.
*
Наверное, зря я не сгреб ее в охапку, чтобы не было этого молчаливого пути к платформе. Так по – отдельности, что хочется завыть от невозможности проснуться и почувствовать её дыханье на предплечье.
Будто не она когда-то давно (прошлой весной!) босиком танцевала в моей комнате, так бессмысленно пытаясь замотаться в сползающую мужскую рубаху.
*
Будто не ты давным-давно (год назад!) согревал мои руки в своих. А потом еще подарил эти смешные мохнатые варежки… Это ведь все, что у меня осталось! Если б могла, то и летом бы не снимала.
А потом, когда поняла, что ждать бессмысленно – надела их на какого-то снеговика.
А потом – не смогла отыскать его в бесконечном лабиринте московских проходных дворов. Кажется, там стояла елка…
*
Пес внимательно следил за мужчиной и женщиной, когда они поднимались на платформу.
Подчеркнуто по одиночке.
Но все равно вместе.