Целый вечер прошлялась по улочкам в центре, любуясь на пряничный город – белый снег и рыжие окна, синие фонари, пушистые елки в витринах и запах выпечки из маленьких кафешек. Ноги сами вспоминают танцевальные шаги, и, наверное, однажды я переупрямлю устройство нашей маленькой вселенной – и, крутясь на каблуках под очередную песню, я обнаружу, что окружающие начинают подтанцовывать.
Как же я не люблю болеть – и как люблю выздоравливать: и тихие дни, когда ты еще набираешься сил, шляешься по дому, завернувшись в плед, и момент, когда понимаешь, что сил-то ого-го, накопилось за несколько дней и хочется сделать что-то очень большое и хорошее или просто громко закричать, чтобы хоть как-то показать миру, как счастлива.

Все же бег – это мой личный способ выражения восторга. Так или иначе часть вечерней прогулки я провела в бодром галопе. А ведь утром после перерыва еле-еле переставляла ноги на пробежке; как же хорошо, что вспомнилось невероятное чувство кайфа от пробежек – повторять раз за разом что-то монотонное и не приносящее радости я не способна.

Вплетаю в волосы колокольчики и красные нитки, чтобы отпугивать злых духов и болезни, а на белой канве все яснее проступают малиновка и листья остролиста. В голове крутятся истории про железное сердце полых холмов, и волшебный лес, где сейчас лето, про старую ведьму и ее магазинчик трав и двух внучек. А вечером мы устраиваемся со Шмелем на кухне, пьем чай с лимоном, таскаем из больших ваз мандарины и пряники с вишневой начинкой и очень серьезно обсуждаем психологию. Шмель поет песни, а я рисую в блокнотах или делаю открытки, которые скоро поедут к адресатам. Сегодня мы отрыли настоящий клад – отрезы ткани, которые уже десять лет пылятся в диване, пестрая фланель, и ситец в мелкий цветочек, что-то невообразимое, покрытое огурцами и огромное голубое полотно в акварельных розах. Кажется, все-таки будет у меня бохо-юбка.