Сил на обещанную сказку пока нет, лежит она себе, бедная и недописанная, и пылью веков покрывается. Да и не сказка вовсе.
Взамен предлагаю историю, одну из двух с которых все когда-то началось.
(Это не художественный текст, а простой перессказ).
Сегодня я расскажу эту историю чуть иначе, чем когда-то услышала... Тогда это просто был обрывок чужого мира, которым я согревала моего младшего брата от ночного холода.
Теперь это то, что хочу отдать в ваши ладони, герцогиня.
***
Эту историю не принято рассказывать вслух. Ее вообще не принято рассказывать. Как можно рассказать то, чего нет?
Но она есть, она была! Я помню ее лицо, ее смех, ее волосы и песни. Необычные песни, в котором было место всему, журчанию ручья, треску лопнувшей почки, запаху неба на закате, всему, кроме разве что слов и мелодии, как понимал их я. Но все же мне нравились ее песни. А ей нравилось одной бродить под иным небом, чем мы привыкли видеть.
Думаю, она не была красива. Точнее, не была, пока ты не заглядывал в ее глаза. Зеленые озера, на дне которых жили звезды, как старыц месяц живет на дне колодца.
Настал день, когда мы устали быть вечными странниками, мы никогда не знали, ради чего продолжаем свой путь, но в какой-то момент показалось, что это... лишнее. Мы выбрали себе лица и имена, даже поверили в них. А первой была она, Лилия. Проклятая. Но об этом мы догадались позже, когда ничего было не изменить.
О ней забыли, велели забыть, как о страшном сне. Не было ни песен, ни страшных историй. Так, смутное воспоминание о белой ведьме, что приходит лунной ночью и забирает твое дыхание. Такая нелепость, даже мне, пересмешнику до нее было не додуматься. Может, это Старший. У него всегда было плохое чувство юмора, логика топора и руки убийцы. Так когда-то сказал Лилия, утомленная его объяснениями в любви. Может, от него-то она и сбежала в тот мир, мир где каждый день начинается с двух восходов, и тонет в багровом пламени двух заходящих солнц?
От меня она не пряталась, но и мое общество она предпочитала полянам, поросшим сочной травой и желтыми ромашками и речными заводями, где она умела отыскивать белые лилии. Может, на одной из этих полянок они и повстречались?
Не знаю и никто не знает. Почему прекраснейшая из встретившихся мне по пути женщин, тонкая как тростинка, с рассыпавшимися по плечам белоснежными волосами выбрала его? Хранительница Белой Башни, Иглы, как я её называл. Ей бы в пору было пойти под руку с Северянином, но она полюбила Сына Дракона. Так переводится его имя с изначального языка. Я еще помню время, когда он был лишь одним из множества языков единого мира. Но я слишком многое помню, и слишком много говорю в последнее время.
Однажды ночью они ушли из этого мира, мира, которому не было дела до отверженного и избранной. Сердце Лилии сжигала гордыня, никого не предупредив, она открыла Дверь.
Вранье! Она ушла, потому что не хотела, чтобы за спиной шептались, потому что надеялась на счастье. Потому что любила и была любима, рэдне кат!
- Ты молчишь, пересмешник.
- Разве я могу еще что-то сказать? Ты уже все решила.
Она вертит в тонких пальцах белый цветок.
- Ну не смотри ты так! Я просто не могу по другому, не могу! Понимаешь?
Я покорно наклоняю голову.
- Времена меняются, Тальд! А я...
Плечи девушки вздрагивают, я не желаю видеть ее слез. И потом она должна запомнить меня, тем кем я был для нее все это время. Пересмешник. А пересмешники смеются и шутят, даже если внутри пусто и холодно.
- А Вы остаетесь все таой же прекрасной. Сударыня, извольте съесть пряник и немедленно улыбнуться.
Вот собственно и все, что я ей сказал на прощанье. А что еще было говорить? Что на ее любимом лежить Тень? Она это видела и сама, и уже ступила под ее полог.
Ночью Белая Башня исчезла. И на долгие годы мы забыли о ней. Я иногда слагал грустные песни и дарил их огню.
Но однажды Старший нашел меня на моих дорогах. Он выглядел постаревшим, рядом я казался юнцом, который бреется скорее из гордости, а не по необходимости.
- Мы должны идти!
- Мы? Да еще и должны? А ходить это так скучно, земля она такая твердая, сударь. Может, полетаем.
- Заткнись и без тебя тошно.
Мог бы я сказать, что смотреть на рожу Старшего тоже так себе удовольствие, но он не дал.
- Это Лилия.
Что "Лилия", можно было не спрашивать. "Разбилось зеркало Ойонг, и каждый из его осколков отразил свет Эйя". А теперь один из осколков замутился...
"Один лишь раз Хранители сошлись.
Все семеро, нарушив суть Закона.
Один лишь раз все вместе собрались,
чтоб силою своей разрушить жизнь
Прекрасной Лилии, жены Дракона".
Какая глупость и пошлость. Кассандр и впрямь был проклят, точнее один из его предков, проклятие было качественным и на редкость мерзким. "Ты погубишь любого, кто полюбит тебя". А Лилия любила... Может, она думала, что в ином мире проклятие потеряет силу? Но уже в этом решение "слышалась поступь рока". Эррассвет, так и тянет на выской слог.
Сердце белой Башни затмилось, как душа Лилии. Она подчинила себе тот мир, ничего себе мирок, забавный такой. Я его помнил когда-то. Теперь перед глазами стоят лишь гнилые болота Рээды. Зеленое небо заволокли тучи, но самое главное, что-то жуткое произошло с людьми того мира. Точнее, они уже не были людьми в строгом смысле этого слова. Магия Лилия разъедала тот мир, словно кислота и ничего нельзя было поправить.
Можно было сказать много красивых слов, о том, что Хранители должны защищать, а не убивать... Но защищать было нечего.
Мы пришли в тот мир, когда то нас было семеро и три, трое забытых, сейчас по миру шагали девятеро обезумевших. Мы не плакали и не проклинали. Кто-то поднимал руку, и выходили из берегов моря, заражженные гнилью деревни объял огонь, я запретил корням деревьев пить воду и деревья умерли. Я и не знал, что умею это... Мы не знали.
Эйя отвернулось от прокаженного мира, деревья стали камнем, города стали камнем, огонь стал камнем. Вода... Вода стала песком. И тогда в сердце умершего мира мы вновь сошлись все вместе, мы не поднимали глаз. Было стыдно.
Эти двое ждали нас стоя на огромной каменной плите, нависшей над рекой песка. Кассандр был по-прежнему худ, некрасив и в сером. На Лилии все те же белые тряпки, в руках - цветок. Мне показалось, она рада нас видеть. Чтобы не говорили потом, она не была безумна. Еще не была...
- Привет, пересмешник. - Она улыбалась.
- Привет, цветочек. - Больше говорить было не о чем. Старший поднял руку, я понял, что он будет говорить. Как все было глупо и пошло.
- Лилия, Кассандр, в том, что вы видите вокруг - виновны вы. Мы будем судить вас. Признаете ли вы свою вину.
Лилия вскинула голову и рассмеялась.
- Ты хотел получить Лилию себе? Так держи!
Белый цветок обернулся ядовитой змеей. Старший увернулся, и сжал Искру, висевшую у него на груди. Так поступили все, даже я. Потому что обезумевший Хранитель остается Хранителем. Потому что мы не могли умереть.
Но начаться безумной битве было не дано... Кассандр, мы забыли о нем, он казался лишним в этой игре. А он был сыном Дракона, как-то это забывалось все время. Он был неотличим от серого камня, одного из многих камней мертвого мира.
Нас разделила черта огня. Лилия смеялась, но Дракон крепко держал ее за плечи и что-то говорил. А потом... Он провел рукой вокруг себя, очерчивая полукруг. Алые всполохи сегодня тоже были серыми... И Старший понял. Он вошел в огонь, и кргу замкнулся. Мы не могли ничего видеть, только сжимать кулаки и молиться. Северянин был Старшим не по возрасту, я родился на эпоху раньше. Но его Искра горела ярче остальных. Это он когда-то отпустил Дракона и Лилию, не стал преследовать точнее. Но в данном случае это одно и тоже. Это была его игра, его жизнь и его смерть. Его и еще одной сумасшедшей, которой я посвящал когда-то песни.
Может это длилось пару минут, может пару столетий, не имеет значения. Но наконец огонь вспыхнул ярче, мне показалось, что в сером небе мелькнуло золотое крыло. Это тоже глупо, птицы умерли еще раньше.
Круг распался, и из пламени вышли трое. Точнее двое. Северянин нес Лилию на руках, Кассандр шел следом. На его лице не было ни слез, ни отчаяния, он не кричал, не молился, не проклинал. Мне стало страшно.
Что потом, ты спрашиваешь? Мы ушли, ушли, стараясь, не глядеть друг другу в глаза. Я хотел напиться, но вместо этого целый вечер просидел, вороша угли в очаге.
А Кассандр? Он решил остаться в мертвом мире, каменном памятнике Великой любви Цветка и Дракона.
Мы ушли и закрыли за собой Дверь.